Русский император Александр I, подписывая в 1801 году манифест о присоединении Картли-Кахетинского царства к России, взял на себя обязательства признать «исторические» притязания грузинских царей. С этим определенные силы как в Санкт-Петербурге, так и в Тифлисе связывали надежды на создание в Закавказье буферного между Персией и Османской империей христианского государства.
В рамках Мюнхенской конференции по безопасности во время открытой дискуссии с премьер-министром Армении Николом Пашиняном президент Азербайджана Ильхам Алиев предпринял любопытный экскурс, касаясь исторической стороны проблемы. «С исторической точки зрения карабахский Ибрагим-хан в 1805 году подписал соглашение с генералом Российской империи Цициановым, согласно которому Карабахское ханство Азербайджана как независимая страна перешло в подчинение Российской империи, — утверждает Алиев. — В данном соглашении, называемом Кюрекчайским, текст соглашения можно найти в интернете, ничего не говорится об армянском населении Карабаха. На основании других договоров — Гюлистанского и Туркменчайского, подписанных в 1813 и 1828 годах, — в состав Российской империи перешли остальные территории Азербайджана».
Действительно, 14 мая 1805 года в русском военном лагере на берегу реки Кюрекчай, недалеко от Гянджи, был подписан договор (трактат) главноначальствующим в Грузии генералом от инфантерии П. Д. Цициановым (от имени императора Александра I). В его преамбуле говорится: «Мы, т. е. Ибрагим-хан Шушинский и Карабахский и Всероссийских войск ген.-от инфантерии, Кавказской инспекции по инфантерии, инспектор и проч. кн. Павел Цицианов, по полной мочи и власти, данной мне от Е. И. В. всемилостивейшего моего великого Г. И. Александра Павловича, приступив с помощью Божею к делу о вступлении Ибрагим-хана Шушинского и Карабахского со всем его семейством, потомством и владениями в вечное подданство Всероссийской Империи и ныне счастливо царствующего великого Г. И. Александра Павловича и Его высоким преемникам, заключили, постановили и подписали на следующих артикулах…» В начале XIX в юридическом смысле Карабахское ханство находилось в вассальной зависимости от Персии, будучи одной из четырех административно-территориальных единиц Сефевидского государства. Но дело в том, что суверенитет Ибрагим-хана не был кем-либо признан, он не имел полномочий подписывать с Цициановым такой трактат. Договор нарушал существовавшее тогда право сюзеренства и являлся юридически недееспособным.
А что Цицианов? Так мы сталкиваемся с сюжетом, который почему-то обходит историография. 9 января (по новому стилю) 1804 года Цицианов штурмом берет Гянджу. «Уничтожив в 1803 году старинных врагов Грузии, лезгин, издавна периодически опустошавших Кахетию и покрывавших ее почву кровью ее сынов и пеплом пожаров, — напишет известный русский военный историк генерал Потто, — Цицианов для ограждения русских владений от персов и турок задумал в том же году овладеть ближайшим к Грузии Ганжинским ханством, потом идти на Эривань, взять Баку и таким образом утвердить русское влияние на Каспийском побережье Закавказья». Но сам Цицианов в письме перед штурмом Гянджи писал Джавад-хану следующее: «…Гянджа с ея округом, во времена царицы Тамары принадлежала Грузии и слабостию царей грузинских отторгнута от оной. Всероссийская Империя, приняв Грузию в свое высокомощное покровительство и подданство, не может взирать с равнодушием на расторжение Грузии и несогласно было бы… оставить Гянджу, яко достояние и часть Грузии в руках чуждых». То есть Гянджа обозначалась прежде всего как «достояние» Грузии, а потом уже России. Джавад-хан при штурме крепости погиб, его ханство было завоевано, а Карабахское ханство во главе с Ибрагим-ханом мирно приняло подданство России. Но и тут Цицианов использовал испытанный прием. Посланный к хану грузинский дворянин Ниниа Джораев говорил о дарованных некогда Персией правах Грузии на Карабах.
Ибрагим-хан собрал диван, который после шестидневного обсуждения решил дать отрицательный ответ. Однако сам хан выразил свое личное согласие с проектом трактата, так как мнение дивана имело для него рекомендательный характер. Узнав об этом, предводитель иранского войска, отправленного шахом на Южный Кавказ, Пиргулу-хан в письме к Ибрагим-хану сообщал: «Из-за ваших подобных действий будут сожалеть все последующие династии, вся ваша территория будет захвачена, и пока этого не произошло, примите все меры, чтобы не допустить подобного, ибо потом будет поздно». И еще. Император Александр I, подписывая в 1801 году манифест о присоединении Картли-Кахетинского царства к России, взял на себя обязательства признать «исторические» притязания грузинских царей, с чем определенные силы как в Санкт-Петербурге, так и в Тифлисе связывали надежды на создание в Закавказье буферного между Персей и Османской империей христианского государства.
Такое политическое наследство Александру досталось от Екатерины Великой. Но существовали важные нюансы. В период обострения отношений между Персией и Оманской империей русские дипломаты пытались убедить Персию в необходимости создания в Закавказье «грузино-армянского царства» в качестве буфера, и только после этого, при условии соблюдения суверенного права, могла начаться активизация политики России в регионе. Все пришло в юридическое соответствие только тогда, когда в 1813 году в урочище Гюлистан был подписан мирный договор между двумя субъектами суверенного права, завершивший русско-персидскую войну 1804−1813 годов. На «вечные времена» в состав Российской империи были включены Дагестан, Картли, Кахетия, Мегрелия, Имеретия, Гурия, Абхазия, Бакинское, Карабахское, Гянджинское, Ширванское, Шекинское, Дербентское, Кубинское ханства. К Российской империи отошла также часть Талышского ханства.
Что же касается Ибрагим-хана, то участь его оказалась незавидной. Вокруг него сформировались два противоположных лагеря знатнейших карабахских беков — российский и персидский. В итоге Ибрагим-хан был убит, и главой Карабахского ханства стал его сын Мехти Кули ага, который в сентябре 1806 года был утвержден на этот пост «высочайшей грамотой» императора Александра I. Это и есть та самая «историческая песня», из которой не выбросишь слова, и ситуация, когда историк не может остаться равнодушным наблюдателем чужой словесной распри.
Станислав Тарасов
Источник: ИА REGNUM
